Опасность - Страница 97


К оглавлению

97

— Борис Николаевич, вы не правы, — процедил он, обращаясь к Пономареву. — Ничего смешного в данной ситуации я не вижу. А вы тем более не правы, товарищ Федорчук, — добавил он, глядя на председателя КГБ, который к тому времени успел превратиться из багрового в ярко-красного.

— Виноват, — пробормотал Федорчук, пытаясь утереть выступивший на лбу пот одним из скомканных листочков. Неприятные шуршащие звуки тотчас же заполнили комнату. Еще кто-то в дальнем углу сдавленно захихикал и немедленно постарался замаскировать свою вылазку громким вымученным кашлем. Кажется, это был Долгих.

— Прошу внимания, товарищи, — весьма нелюбезным тоном вновь призвал всех к порядку Андропов и постучал по столу уже погромче. — А если вы, товарищ Долгих, простужены, то извольте сидеть дома…

Возникла пауза, которую опять попытался заполнить Федорчук. Судя по всему, он нашел нужную строчку и прижал ее ногтем, чтобы та не вырвалась.

— Наши аналитики полагают, — срывающимся голосом объявил председатель Комитета, — что под вышеупомянутым словом «бардак» звонивший мог подразумевать, с одной стороны…

Упреждая аполитичные смешки своих коллег, Юрий Владимирович быстро перебил Федорчука.

— Я не о том слове вас спросил, — с нескрываемым раздражением проговорил он, делая досадливый жест рукой. — Объясните собравшимся товарищам, какой смысл вы вкладывали в слово «теракт».

Федорчук просиял: наконец-то он понял, что от него хотят.

— Звонивший имел в виду взрыв ядерной бомбы в центре Москвы, — четко отрапортовал он. — Он так и сказал по телефону: мол, взорву атомную бомбу.

В кабинете наступила напряженная, звенящая тишина. Всем сразу стало не до шуток. Только Гришин, испуганный перспективой оказаться крайним во всей этой истории, робко поинтересовался:

— А какие мы имеем основания ему верить? Лично я до сегодняшнего дня никаких сигналов о том, что ядерное устройство…

— Погодите, Виктор Васильевич, — отмахнулся Андропов. — Я потом вам дам слово. А пока я попрошу товарища Федорчука огласить информацию, содержащуюся в Особой папке № 31.

Федорчук, обрадованный предельно четкой командой, выудил из кучи мятых листочков необходимый и прочел текст, почти не запинаясь.

На сей раз молчание присутствующих стало почти похоронным.

— Ну что же, давайте обменяемся мнениями, — с тяжелым вздохом предложил Андропов.

Опять возникла пауза. В конце концов молчание нарушил один из двух Михаилов Сергеевичей. Горбачев.

— Все это похоже на фантастику, — высказался он. — Может, и не спрятано в столице никакой бомбы? По-моему, это блеф, Юрий Владимирович. Кто-то нарочно хочет нас запугать. Возможно, мы вообще зря сообщили об этом звонке Леониду Ильичу. Он ведь и так последнюю неделю себя неважно чувствует, Чазов от него ни на минуту не отходит…

Андропов отрицательно покачал головой:

— Боюсь, что бомба существует, хотим мы того или нет. Просто мы до сих пор почти ничего не знаем о ней. И — что самое неприятное — мы до сих пор не знаем, кто может об этом знать. Курчатов слишком рано умер и, похоже, унес тайну с собой…

— Но ведь, кроме Курчатова, есть и другие, — осторожно сказал Михаил Сергеевич.

— Кто же, например? — осведомился Андропов, глядя на смельчака в упор. Тишина в кабинете стала зловещей. Все поняли, кого именно имел в виду Горбачев, и всем стало не по себе. Федорчук, окончательно смяв свои секретные листки, хищно уставился на Горбачева, с профессиональным интересом ожидая, когда будет названа ужасная фамилия ссыльного академика.

Некоторое время в кабинете было тихо, и Константин Устинович искренне понадеялся, что самый молодой член Политбюро дипломатично промолчит, не станет лезть на рожон. Константину Устиновичу нравился Горбачев. Черненко не хотелось, чтобы у того были неприятности.

К счастью, ответить Горбачеву помешал назойливый телефонный зуммер. Юрий Владимирович поморщился, затем все-таки снял трубку и некоторое время слушал. Лицо его постепенно прояснялось.

— Так, — сказал он, наконец, — так… Отлично… Молодцы… Да, конечно, представьте список, и все будут награждены… Так, жду.

Андропов аккуратно положил трубку на рычаг и, улыбнувшись, сказал присутствующим:

— Все обошлось. Ложная тревога.

Люди, собравшиеся в кабинете, возбужденно заговорили, смеясь, перебивая друг друга. Неуместная выходка Горбачева была сразу же забыта — по крайней мере, до тех пор, пока не понадобится ее вспомнить. Константин Устинович даже ощутил нечто вроде легкой симпатии к недотепе Федорчуку. Симпатии, впрочем, непонятной и очень кратковременной.

— Минутку, товарищи, — продолжил Андропов, поднимая руку. Веселый шум в кабинете стал быстро стихать. — Я очень рад, что все так быстро закончилось. Звонивший действительно оказался сумасшедшим, его засекли при попытке позвонить вторично. Ни к какой бомбе, ни к каким физикам он отношения не имеет. Насколько я понял, он просто несчастный псих. И у него отнюдь не вялотекущая, — Андропов бросил взгляд на Федорчука, — а самая что ни на есть натуральная шизофрения… Хорошо, оперативно сработали парни из «девятки», да и московское ГУВД показало себя на высоте… Я думаю, Виктор Васильевич, со своей стороны, поощрит отличившихся милиционеров.

— Непременно, — бодро сказал Гришин, моментально превращаясь в именинника. — Московский городской комитет наградит всех ценными подарками…

— Ты уж не жмись, — под общий смех проговорил Андропов, весело поблескивая очками. — Знаю я твои ценные подарки: часы да чернильные приборы. Ты уж расстарайся, отвали сыщикам что-нибудь посущественнее. Телевизоры там или путевки в Болгарию, на Золотые пески.

97