— Пусть так, рассказал, — с непонятной покладистостью продолжил Суслов. — У тебя вышло, будто врага народа Берию расстреляли сразу же в день ареста.
— А как же иначе? — поднял брови Хрущев.
— Да вот так же иначе, — ехидно скрипнул гость, — когда перед расстрелом враг народа Берия успел сутки отсидеть на гауптвахте МВО, в особом карцере.
— Не знаю, — развел руками Хрущев. — Ну, может, генералы что напутали. Или, допустим, поторопились. Нам доложили заранее, а приговор привели в исполнение на другой день. Спешка, обычное дело…
Суслов раздвинул тонкие губы в язвительной улыбке.
— У тебя, оказывается, не только с памятью нелады, но и со зрением, и со слухом, — промолвил он. — Ты ведь лично беседовал с Берией в тот самый день, когда, если верить твоим мемуарам, подлеца уже шлепнули. Или ты с покойником общался? И насчет бомбы атомной тебе рассказывал тоже покойник?
Хрущев отодвинул от себя чашку с недопитым чаем так резко, что ложечка пронзительно задребезжала о стекло.
— Правильно я, значит, Москаленке маршала не дал! — с сердцем сказал он. — Трепло армейское, стукач паршивый, сволочь. Летчик, называется. Тьфу! Обещал ведь…
Суслов радостно захихикал. Смех его был еще более неприятен на слух, чем взвизги резиновых галошных подошв о пол или дребезжание ложечки.
— Зря ты генерала сволочишь, — заявил он, отхихикав свое. — На допросах бы Москаленко тебя не продал, не такой он человек. Но вот Юрий наш Владимирович такого друга фронтового ему подсуропил! Ресторан «Арагви», шашлычок, водочка, воспоминания пошли, слово за слово… С кем не бывает, Никита Сергеич, ты уж на Москаленко особого зла не держи.
— Не буду, — согласился Хрущев. — Ладно, говорил я в тот день с Берией. Дальше что?
Суслов проворно убрал книгу в свой портфельчик, но папку оставил.
— Дальше? — повторил он. — Вроде ничего. Скажи мне только, зачем к тебе позавчера физики из Дубны приезжали? Что это им от тебя, пенсионера, понадобилось? Или это тебе что-то от них понадобилось?
Никита Сергеевич прищурился.
— Вот вы чего заволновались, — с интересом проговорил он. — Боитесь, значит, что я отыщу бомбу, которую Иосиф спрятал, а Лаврентий не нашел…
— Мы ничего не боимся, — скрипнул в ответ Суслов. — Но если ты что-то узнал, ты должен нам сказать. Для твоего же собственного блага. Ты вот про дачу и пенсию говорил. Государство наше доброе, пока ты с ним по-хорошему. Если хочешь по-плохому, то ведь и дачу, и машину, и охрану с обслугой, и пенсию твою союзного значения — все запросто могут и отобрать. С врагами у нас не церемонятся, сам знаешь. Будь моя воля, я бы за одни мемуары тебе полпенсии вжжжик! — и срезал.
Хрущев задумчиво побарабанил пальцами по крышке стола. Ложечка в кружке с крапинками тихонько звякнула.
— А что, если ты прав, Михаил Андреич? — неожиданно спросил он. — Вдруг ту бомбу я и вправду нашел? Нашел и к себе на дачу сюда перенес? Смешно было бы, да? — Хрущев пошарил рукой под столом и внезапно выложил на столешницу два скрученных проводка, аккуратно подсоединенных к большой коричневой кнопке. Оба проводка уходили куда-то вниз. — И представь себе, Михаил Андреич, что кнопка взрывателя вот, у меня в руках. И еще представь себе, будто мне так обрыдли вы все: и ты, и Ленька, и Андропов твой умный, и все прочие пидарасы, — что я щас нажимаю на кнопочку… и ни нас с тобой, ни всей Москвы больше нет. Хороша сказочка?
Суслов, как загипнотизированный, уставился на коричневую кнопку.
— Ты… не можешь… — выдохнул он.
— Да вот запросто, — хмыкнул Хрущев, — Не веришь, что смогу нажать? Давай испытаем, коли не веришь.
Он без всяких колебаний надавил на кнопку. Суслов резко дернулся.
— «Я самый непьющий из всех мужаков — раздалось откуда-то из-под стола хрипловатое пение под гитару. — Во мннне есть мора-а-альная сила. И наша семья большинством голосов, снабдив меня списком на восемь листов…»
Хрущев снова нажал на страшную кнопочку, и пение стихло.
— Что эт-то такое? — проскрежетал Суслов, не отводя глаз от проводов с кнопкой.
— Высоцкий, — объяснил гостю Хрущев. — Замечательный певец, хоть и хриплый. Мне ребята из Дубны специально привезли несколько пленок, я вчера весь день слушал на своем магнитофоне и сегодня слушаю. Там и про меня есть… «Пришел Никита, он росточком был с аршин, при нем достигли мы космических вершин…» — пропел он, неумело подражая голосу певца. — Хочешь, Михал Андреич, я тебе найду эту песню, сам послушаешь…
Суслов стал понемногу приходить в себя.
— Твои шуточки… они тебе дорого обойдутся, — злобно скрипнул он.
— И правда, шуточки, — утвердительно кивнул Хрущев. — Нет у меня никакой бомбы. Что искал я ее лет десять назад — это да, было дело. Так ведь и Лаврентий со своими орлами еще раньше все обыскал. Но если уж Иосиф куда запрячет, пиши пропало.
Суслов что-то невнятно скрипнул и, наконец, раскрыл свою папку, которую все это время держал в руках.
— Распишись здесь и здесь, — сердито произнес он, доставая два листка и авторучку. — Это твое опровержение для ТАСС о том, что к книге мемуаров, изданных на Западе, ты не имеешь отношения. А вот это твое заявление в ЦК с просьбой принять в партийный архив все пленки с воспоминаниями, которые ты успел наговорить… Добровольно пленки выдашь?
Никита Сергеевич, не глядя в текст, подмахнул обе бумажки.
— Сергей! — громко крикнул он, оборачиваясь к двери. — Тащи сюда магнитофонные пленки!
Через пару минут хмурый очкастый Сергей принес отцу уже упакованные в пакет пленки и, не глядя на гостя, удалился. Суслов сунул пакет в свой портфельчик.