Опасность - Страница 8

— Вы, конечно, уже знаете, майор, кем был покойный хозяин квартиры? — спросил я неторопливо.

— Гражданином Фроловым, семидесяти трех лет от роду, доктором технических наук, пенсионером, — перечислил мне Окунь. — Достаточно?

— Не совсем, — ответил я. — Вы, наверное, просто не обратили внимания, что пенсионер Фролов сорок лет своей сознательной жизни проработал в ИАЭ, сначала рядовым сотрудником, затем начальником отдела.

— Что еще за И-А-Э? — пренебрежительно осведомился Окунь. — Какая-нибудь научная контора?

— Правильно, — кивнул я. — И эта контора, как вы выразились, — всего лишь Институт Атомной Энергии имени Курчатова. Вам фамилия Курчатов случайно ни о чем не говорит?

РЕТРОСПЕКТИВА-1

25 июня 1903 года Париж

— Еще шампанского, месье Резерфорд?

— С большим удовольствием, месье Кюри! И, если вам не трудно, называйте меня все-таки просто Эрнестом. Традиционная британская чопорность есть добродетель одних островитян. Я легко заразился ею, прибыв в Кембридж к Томсону, и еще легче с ней расстался на пути в Монреаль. К тому же у нас в Канаде вообще быстро отвыкают от европейской церемонности. Под воздействием климата, вероятно. Надеюсь, я вас не слишком шокирую, мадам Кюри?

— О, нет, не слишком, месье… месье Эрнест!

Столик, за которым сидели двое мужчин и женщина, был поставлен в самом центре сада, между пышно разросшимся розовым кустом и ажурной китайской беседкой, почти скрытой от глаз зеленым покровом из листьев вьюна. Шел девятый час пополудни — то райское время для парижан, когда дневная жара уже спала, а ночная духота еще не наступила.

— За вас, мадам Кюри! За нового доктора Сорбонны!

— За тебя, Мари!

Три высоких золотистых бокала соприкоснулись с легким мелодичным звоном.

— Подумать только, — задумчиво проговорил Пьер Кюри, осторожно ставя опустевший бокал обратно на стол, — это ведь богемское стекло, из Сент-Иоахимсталя. Они используют на своем заводе урановую смолку. А мы из нее же добывали радий. Забавно, правда?

Эрнест Резерфорд допил свое шампанское и с интересом стал рассматривать бокал.

— Но ведь это безумно дорого, — удивленно сказал он наконец. — Насколько я знаю, одна тонна смоляной руды стоит в Австрии…

Мадам Кюри весело рассмеялась:

— Пьер шутит, месье Эрнест. Сама руда нам, конечно, не по карману. Но добрые господа из Венской академии преподнесли нам в подарок целых восемь тонн прекрасных отходов урановой смолки. Профессор Зюсс был так любезен, что лично руководил отправкой груза. Так что дело было за малым — обработать в лаборатории этот подарок…

— …И результат нам известен, — тотчас же продолжил Резерфорд. — Десятая доля грамма радия, и ваша, мадам Кюри, блестящая защита. Жаль, что я не успел даже взглянуть на вашу лабораторию.

— Да-а, вы много потеряли, — с самым серьезным видом протянул Пьер Кюри, вновь взяв в руку пустой бокал. — Прекрасное оборудование и помещение, очень подходящее для работы…

Мария Кюри всплеснула руками:

— Пьер, милый, да перестань ты морочить нашего гостя! Так называемая лаборатория, — мадам Кюри улыбнулась Резерфорду, — все эти четыре года размещалась в старом институтском сарае. Раньше он принадлежал медицинскому факультету, и там была чуть ли не прозекторская. И только когда там стала протекать крыша, провалился пол и испортилось отопление, месье ректор милостиво отдал нам с Пьером этот самый сарай. Выбора у нас не было… Еще шампанского?

Эрнест Резерфорд ошеломленно уставился на мадам Кюри.

— Невероятно, — произнес он после долгой паузы. — Так это убогое строение во дворе Школы промышленной физики, мимо которого мы с вами днем проходили, — и есть колыбель радия? А я еще хотел посоветовать вам снести эту развалюху, чтобы не портила вид… Невероятно. Мировое открытие совершилось в жалком сарае с провалившимся полом… Мой Бог! Я преклоняюсь перед вами, мадам!

Мария Кюри в смущении опустила глаза, а месье Пьер ласково сказал, обращаясь к жене:

— Мари, мы все преклоняемся перед тобой. Если бы не твое упорство, если бы не твоя вера…

Мадам Кюри замахала рукой:

— Ну, довольно, довольно, Пьер! Еще немного — и я сама поверю, что я не доктор Сорбонны, а по меньшей мере Жанна д'Арк. Спасибо за добрые слова, месье Эрнест. Однако уверяю вас: в моей работе не было никакого подвига. Много труда и немного удачи, вот и все, что было. А лаборатория… Герр Рентген открыл икс-лучи в крохотном чуланчике, где кроме лабораторного стола был только старый табурет — больше ничего не помещалось. А месье Анри Беккерель, великий экспериментатор, и чуланчика не имел. Делал свои первые опыты по ночам в гостиной и до утра ходил на цыпочках, чтобы не разбудить детей… И нечто подобное было почти у всех наших ученых коллег. Такова жизнь, месье. Такова жизнь.

За столом повисло молчание. Темнело, цикады в траве стали настраивать свои музыкальные инструменты. Аромат роз медленно окутывал двух мужчин и женщину, в чьих бокалах еще оставалось шампанское.

— Кстати, о герре Рентгене, — решился нарушить молчание гость. — Вы помните эту смешную историю о письме некой дамы из Квебека?

— Что за история? — заинтересовался месье Пьер.

— Да-да, расскажите! — подхватила мадам Кюри. Похоже, она обрадовалась, что разговор о ее персоне иссяк. Сегодня днем, после защиты диссертации, мужчины просто засыпали ее немыслимыми комплиментами. Некоторые из них, кажется, так и не смогли при этом свыкнуться с мыслью, что женщина, «синий чулок», открыла новый элемент.