— Не понял, — честно ответил я. — Твои гуманисты, похоже, в детстве сказок перечитались. Не ходи туда, не знаю куда. Не приноси то, не знаю что. А попроще нельзя?
— Можно и попроще, — согласился Булкин. — Тебе велено передать, чтобы ты бросил поиски крайнего мужика с фотографии…
— Мужика по фамилии… — Я сделал вид, что припоминаю, и понадеялся на разговорчивость группенфюрера. Однако ему, как видно, эти таинственные добряки отцедили информации ровно столько, сколько необходимо.
— Не знаю я никакой фамилии, — недовольно буркнул гость. — Сказали, что крайнего и с фотографии. Все. Передали, что сами его найдут и чтобы ты, гэбэшный придурок, не мешался под ногами.
— Так прямо и сказали «гэбэшный придурок»? — уточнил я.
— Примерно так, — ухмыльнулся Булкин. — Что «гэбэшный» — помню точно. А что придурок — это я уж сам додумался.
— Молодец, — снова поощрил я группенфюрера. — Теперь спрячь свой пистолетик. Сам же сказал: добрые люди не велели меня трогать. Ты предупредил? Предупредил. Я понял. Мужика искать не буду, под ногами мешаться тоже не буду. Ты сделал свое дело, иди за командировочными…
Щедрой души Булкин пистолет свой не спрятал.
Наоборот — он, кажется, всерьез изготовился к стрельбе, деловито поводя глушителем в разные стороны и, очевидно, выбирая лучшее место, куда пальнуть. Лично мне все места было одинаково жалко.
— Ты дотошный, Лаптев, — проговорил этот стрелок-любитель. — Я таких знаю. Еще когда ты у нас в «Цветочном» свой шмон наводил, я твою натуру вычислил. Хрен ты откажешься. Добрых людей ты можешь обмануть, но меня, Мишу Булкина, — уже нет. Я уйду, а ты начихаешь на предупреждение? Так, выходит?
Я промолчал.
— Та-ак, — ответил сам себе группенфюрер. — Придется мне все-таки добрым людям помочь. Бескорыстно помочь, Лаптев! Чувствуешь момент?
— Но тебе же не велели… — осторожно начал я. Я уже успел привыкнуть к мысли, что убивать меня сейчас не будут.
— Правильно, — с акульей своей ухмылкой перебил Булкин. — Запрет — значит запрет. Но насмерть я тебя и не буду. Умереть не умрешь, зато помучаешься. Мелочь, но мне приятно. И добрым людям, я смекаю, выйдет сплошная польза. Если у тебя, Лаптев, будет пуля в руке, пуля в ноге, пуля где-нибудь еще… — группенфюрер плотоядно захихикал, — то тебе уж не до поисков будет. Очень-очень долго.
Похоже, Булкин не шутил. Мне стало как-то очень неуютно после таких веселеньких слов.
— Добрым людям такая самодеятельность не понравится, — поспешно сказал я. — Наверняка не понравится.
— Да пошли они! — легко отмахнулся Булкин. — Свидетелей-то нет. Может, это ты сам. Неосторожное обращение с оружием и все такое… Ну, выбирай, куда сначала — в руку или в ногу?
Хорошенький вопрос? Мне не нравился ни тот, ни другой вариант. Кресло, на котором я сидел, было хорошее, на колесиках. Во время моей непринужденной беседы с группенфюрером я сумел незаметно — как я надеялся — подъехать к его креслу чуть поближе. Но «чуть» еще не достаточно для внезапного прыжка. Сейчас я на него прыгну, он выстрелит, и одному богу известно, куда попадет. Хорошо бы в потолок. Или, на самый крайний случай, в руку… Правда, выстрел в руку мне так и так гарантирован. Но что, если в голову? За голову будет обидно. Как Верещагину из «Белого солнца» — за державу. Причем мне даже будет гораздо обиднее. И знаете почему? Потому что держава — большая и общая, а голова — маленькая и своя.
Все эти варианты прокрутились в моих мозгах довольно быстро — за секунду-другую, а потом времени не осталось, и пора было прыгать.
Мое сальто-мортале предупредил громкий и настойчивый стук в дверь. Булкин состроил зверское выражение на лице (с его-то физиономией это было совсем не трудно) и поднес палец к губам.
Я дисциплинированно промолчал.
Стук повторился.
— Заказ из ресторана будем оплачивать? — раздался из-за двери недовольный мужской голос.
— Какой еще заказ? — прошипел озадаченный группенфюрер. — Надо сказать, чтобы он убирался.
Тем временем стук усилился.
— Назаказывали, а денег не платят… — злобно сказал голос из-за двери. — Вот сейчас с милицией приду.
Такое развитие событий группенфюрера Булкина устроить не могло.
— Ладно, — раздраженным шепотом проговорил он мне. — Впусти, оплати и гони в шею. Только без героизма, а то я этого козла гостиничного точно пристрелю…
— Все! — возвестил за дверью голос. — Иду за милицией!
Булкин накрыл свой пистолет казенным полотенцем и сделал мне знак.
— Сейчас открою! — крикнул я в ответ, поднимаясь с места. Группенфюрер следил за каждым моим движением, а потому сейчас мой прыжок в его сторону мог бы кончиться печально. Поэтому мне пришлось подчиниться и открыть дверь. К слову сказать, никаких заказов в номер я не делал. И вообще считаю это барством и бесполезной тратой денег. Вроде купания ананасов в шампанском.
— Так-то лучше… — удовлетворенно сообщил мне голос.
Весело скрипя, из раскрытой двери прямо на меня стала наезжать ресторанная тележка. Тележка была нагружена чрезвычайно аппетитной снедью: красиво расфасованными бутербродами и салатами в корзиночках из фольги. В центре этого вкусного натюрморта возвышались две бутылки шампанского, неправдоподобно большой ананас и двухэтажный торт. Торт украшала загадочная шоколадная надпись «ТРАХ — 25».
Группенфюрер за моей спиной удивленно зацокал языком при виде этого неожиданного великолепия. На мгновение он позабыл о своих каннибальских планах отстрелить мне одну конечность за другой. Конечно, подумал я, это тебе не лагерная баланда и не тюремные макароны… Сам я, впрочем, больше не удивлялся внезапному появлению продовольственного подарка на колесиках.